Тень каннибала - Страница 95

Он плюхнулся на сиденье рядом с шофером и назвал адрес. Машина сорвалась с места.

— Скажите, — спросил через некоторое время Забродов, — вы верите в карму?

— Чего только на свете не бывает, — подумав, осторожно откликнулся водитель.

— Знаете, если она действительно существует, то мне в моем следующем воплощении мало не покажется, — пожаловался Илларион.

— Все под богом ходим, — все так же расплывчато ответил таксист. Что, обидели кого-нибудь?

— Собираюсь, — сказал Забродов и замолчал. В молчании они добрались до места. Илларион расплатился и вышел в теплый июньский вечер, золотой от лучей заходящего солнца. В ущельях между бетонными пластинами домов уже залегли глубокие синие тени, с каждой минутой делавшиеся все гуще. Небо на западе горело, как расплавленный металл, и оранжевые отблески этого пламени отражались в окнах верхних этажей. Из-за этого казалось, будто половина микрорайона охвачена пожаром. Мимо Иллариона, петляя, как преследуемый вражескими истребителями бомбардировщик, с сердитым — гулом пронесся крупный жук. На крутом вираже он не справился с управлением, с отчетливым щелчком ударился о фонарный столб и свалился на асфальт, беспомощно перебирая в воздухе лапками.

Такси укатило, на прощание обдав Забродова облаком гнусной вони из выхлопной трубы. Бывший инструктор спецназа чихнул и немного подышал ртом, очищая легкие. После этого он вынул сигареты и закурил. Воздух был наполнен вечерними ароматами, но Иллариону он показался отравленным. Над микрорайоном по-прежнему нависала смутная злобная тень, и Забродов чувствовал себя так, словно за ним сквозь занавески наблюдало множество горящих первобытной злобой глаз.

Он попытался отогнать посторонние мысли. Темная аура, сектанты-сатанисты, якобы гнездившиеся некогда в здешних местах, — все это было сущей чепухой. «Впрочем, — подумал Илларион, — возможно, не такая уж это чепуха. Просто все это не меняет дела. Есть такие двуногие прямоходящие, к которым неприменимы законы цивилизованного общества.

Высокий европейский гуманизм — вещь, несомненно, хорошая и даже ходовая, но вот что сказал бы член Европарламента, если бы некий живописец в шелковом шейном платке, похожем на несвежую салфетку, употребил за ужином его семнадцатилетнюю дочь? Что сказал бы бритоголовый буддист, понятно. Он сказал бы, что таков был предначертанный его дочери путь. Правда, не исключено, что после этих слов бритоголовый буддист удавил бы живописца с кулинарными отклонениями голыми руками, наплевав при этом на плохую карму… Но буддисты тут ни при чем, а вот Европарламент наверняка счел бы своим долгом резко осудить действия, которые намерен предпринять некий отставной вояка, вечно лезущий не в свое дело».

Размышляя подобным образом, он дошел до подъезда, в котором жил Коломиец. «Спокойно», — напоследок предупредил себя Илларион и вошел в подъезд.

Ответом на звонок в дверь была гробовая тишина. «Отлично, — подумал Забродов. — Ну а на что ты надеялся? Что он будет сидеть и дожидаться, пока за ним придут?»

Он позвонил еще дважды, а потом на всякий случай постучал по двери кулаком — не слишком сильно, но так, что по лестничным маршам пошло перекатываться гулкое эхо.

В квартире Коломийца по-прежнему царила гробовая тишина, зато соседняя дверь вдруг открылась, явив взгляду Иллариона сморщенную старушенцию лет семидесяти пяти, одетую в растянутые тренировочные брюки и полосатую вязаную кофту.

— Чего буянишь-то? — сварливо осведомилась она, сверля Забродова черными буравчиками глаз. — Чего хулиганишь? Нету его дома. Два дня уже как нету. Уехал куда-то.

— Уехал? — удивился Илларион. — А куда, не подскажете?

— Мне не доложился, — отрезала старуха и захлопнула дверь.

Илларион немного потоптался на лестничной площадке, а потом позвонил в квартиру своей неприветливой собеседницы.

— Ну, чего тебе надо, настырный? — донеслось сквозь дверь. — Ступай домой, покуда я в милицию не позвонила!

— Бабуся, миленькая, — взмолился Забродов, — пустите позвонить! Мне как раз в милицию и надо. Я не грабитель, ей-богу! Могу паспорт показать!

— А вот как дашь ты мне по голове, — ответила вредная бабка, — что толку от твоего паспорта! Может, ты и не грабитель. Может, ты людоед? Почем я, старая, знаю?

Илларион скривился, представив себе жаркое из старухи.

— Ты рожу-то не криви, — строго сказала бабка, которая, по всей видимости, подглядывала в дверной глазок. — С голодухи и такая старая вобла, как я, лучше курятины пойдет.

— Я сытый! — ударив себя кулаком в грудь, вскричал Илларион.

Дверь приоткрылась ровно настолько, насколько позволяла цепочка, и в щели возник хитрый черный глаз в окружении глубоких морщин.

— Паспорт давай, — сказал глаз.

Илларион пожал плечами и просунул в щель свой паспорт. Взамен он получил еще хранившую тепло бабкиной ладони трубку радиотелефона. Поблагодарив, он стал набирать номер Сорокина, слушая, как за приоткрытой дверью шелестит страницами паспорта и бормочет себе под нос калорийная старуха.

Сорокин ответил сразу, словно весь день сидел у телефона, дожидаясь звонка.

— Это я, — сказал Илларион.

— Головка от..! — свирепо прорычал полковник. — Что это за цирк? Что ты устроил в больнице, черт бы тебя побрал?!

— Не ори, — сказал Илларион. — Я тебе потом все объясню. Тут вот какое дело, Сорокин. Я нашел твоего человека, но он, похоже, рванул когти. Я сейчас стою у него под дверью и не знаю, что делать. Теперь настала твоя очередь!