Тень каннибала - Страница 41

Он осторожно открыл глаза и едва не задохнулся от прихлынувшего теплой волной счастья: она по-прежнему сидела на своем месте, глядя в черное окно на проплывающие мимо огни микрорайона с таким видом, словно там, за темным стеклом, происходило что-то крайне значительное и важное. Ее узкие ладони мирно лежали на обтянутых короткой юбкой стройных бедрах, как две присевшие отдохнуть пугливые белые птицы. В маленьких, плотно прилегающих к красивому черепу ушах острыми искорками поблескивали сережки с прозрачными камешками. Тонкие брови были красиво изогнуты, а хрупкие плечи вызывали острое желание защитить это словно сотканное из вечернего воздуха создание от житейских невзгод и целых морей грязи, которые поджидали ее в ближайшем будущем.

Он перевел дыхание. Муторное дремотное состояние вдруг прошло, словно его и вовсе не было. Он был бодр и свеж и отлично понимал, чем вызвана эта волшебная перемена. Он принял решение и знал, что теперь все будет хорошо по крайней мере, на сегодняшний вечер. В обдумывании деталей не было нужды — он целиком полагался на свой инстинкт, который его еще ни разу не подводил. В такие моменты он всегда ощущал себя не совсем самостоятельным, словно кто-то огромный, невидимый и обладающий высшим разумом уверенно управлял его мыслями и поступками, положив ему на плечо бесплотную, но невероятно сильную ладонь. До тех пор, пока эта ладонь покоилась у него на плече, с ним просто не могло случиться ничего плохого. Он был надежно защищен; он был избран.

Автобус, погромыхивая, скрипя и устало клокоча двигателем, вкатился на широкую асфальтированную площадку автостанции и замер, напоследок вздохнув пневматическим приводом дверей. В этом вздохе чудилось облегчение.

В открытые настежь дверные проемы тянуло вечерней прохладой и запахами разогретого за день асфальта и близкого леса. Откуда-то — скорее всего, с ближайшего пруда — доносились заливистые трели лягушачьего концерта. Последний красноватый отблеск заката догорал за шестнадцатиэтажными пластинами микрорайона. Доехавшие до конечной остановки пассажиры вытекли из открытых дверей, словно вода из поднятого со дна моря корпуса затонувшего корабля через пробоины в бортах, и растворились в наступающей ночи. Выходя из автобуса, он подумал, что раньше до конечной доезжало гораздо больше народа. Времена изменились, и теперь многие предпочитали покидать автобус на одну-две остановки раньше, чтобы не идти в темноте по лесной тропинке, которая пользовалась дурной славой. Это было забавно, поскольку большинству из них ничто не угрожало: он просто не стал бы об них мараться.

«Да, — подумал он, — времена изменились, и, как всегда, не в лучшую сторону». Теперь его в любой момент могли остановить и обыскать. Впрочем, электрошоке? — это все-таки средство защиты. Помилуйте, господа, как же без этого?! По району бродит маньяк, которого вы никак не можете поймать, а у меня нет ни малейшего желания попадать в желудок каннибалу. А перочинный нож — он и есть перочинный нож. Даже у обозленного постоянными неудачами, сто раз одураченного мента вряд ли повернется язык назвать эту игрушку холодным оружием. Конечно, орудовать остро отточенным кухонным ножом или охотничьим тесаком не в пример приятнее и намного удобнее, но жизнь не стоит на месте, и тому, кто хочет выжить, приходится приспосабливаться к переменам.

На теплом, слегка пружинящем под ногами асфальте автобусной стоянки он ненадолго остановился, чтобы закурить сигарету и дать своим попутчикам окончательно определиться с выбором дороги. Трое или четверо решили рискнуть, избрав короткий путь через лес; остальные, в том числе и его избранница, предпочли более продолжительную, но менее рискованную прогулку по асфальту в обход злосчастной рощи. Он проводил долгим насмешливым взглядом смутно белевшее в темноте пятно рубашки последнего из отважных покорителей лесных недр и не спеша двинулся по теплому пыльному тротуару, освещенному мертвенным голубоватым светом ртутных ламп.

Вечер был тихим и теплым. Под фонарями толклась мошкара, по шоссе проносились редкие автомобили. Потом мимо, приглушенно клокоча движком и чем-то ритмично позвякивая, прокатился милицейский «уазик» с бортовым номером 33 — тот самый, что давеча стоял на обочине. Изнутри через открытое окно послышался обрывок какого-то сообщения, переданного по рации. Из форточки со стороны водителя вылетел окурок, ударился об асфальт, подпрыгнул, рассыпая искры, и откатился к бордюру. «Уазик» рыкнул двигателем, скрежетнул шестернями коробки передач, нехотя набрал скорость и вскоре исчез за поворотом.

Он немного ускорил шаг, боясь упустить свою избранницу. Пассажиры автобуса один за другим сворачивали налево, исчезая в темноте плохо освещенных дворов. Встречных прохожих почти не было: все сидели по домам, опасаясь маньяка. Только один раз навстречу ему попался плечистый парень с бритой макушкой, который вел на поводке лохматую кавказскую овчарку. Эта парочка живо напомнила ему недавнюю историю с ротвейлером Гришкой, который решил полакомиться остатками его собственного пира и поплатился за это своей собачьей жизнью. То, что случилось с псом, было закономерно, ибо что позволено Юпитеру, то не позволено быку… а тем более кобелю с родословной длиной в полтора метра.

Проходя мимо, парень с овчаркой окинул его долгим внимательным взглядом. Возможно, общение с собаками было для него не хобби, а основной профессией, и его кавказская овчарка жила вовсе не в благоустроенной квартире, а в клетке милицейского питомника. Вполне возможно… Ну и что? Сейчас, когда он шел по следу, они не могли причинить ему вреда.