Тень каннибала - Страница 100

100

Он поднялся на шестой этаж, отпер дверь и первым делом сходил на кухню за стоявшей в холодильнике бутылкой пива. Он понимал, что пить пиво в жару, да еще на голодный желудок — не лучший способ утоления жажды в сложившейся ситуации. Но внутри у него все пересохло и потрескалось, словно он всухомятку сжевал килограмм соли, а при мысли о том, чтобы выпить воды из-под крана, его начинало мутить — он никогда не пил эту отраву, не подвергнув ее кипячению и фильтрации.

После первых трех глотков жажда немного отступила. Коломиец закурил сигарету и, поочередно прикладываясь к бутылке и затягиваясь ароматным дымом, подошел к окну, выходившему во двор его дома. Под ногами у него похрустывал мусор, раздавленные окурки прилипали к подошвам. Между оконными рамами жужжала и билась залетевшая туда крупная муха, обреченная на мучительную смерть в своей стеклянной тюрьме.

Голова начала приятно кружиться, а все проблемы как-то съежились и отступили на второй план. Он добрых две минуты разглядывал муху, сравнивая ее незавидную судьбу с тем положением, в котором оказался сам, и лишь после этого сосредоточился на том, что происходило во дворе.

Адреналиновый взрыв разом вышиб из него весь хмель. Бутылка выскользнула из внезапно потерявших чувствительность пальцев, ударилась донышком о носок его ботинка, отскочила и с глухим рокотом покатилась по полу, оставляя за собой пенную пивную дорожку. Дрожащей рукой он поднес к губам сигарету, но изжеванный фильтр почему-то ткнулся в щеку. Со второй попытки он попал сигаретой в рот, но затянуться забыл. Сигарета медленно тлела у него в зубах, дым разъедал глаза, но он даже не щурился, оцепенело наблюдая за тем, как из его подъезда, переговариваясь и брезгливо кривя лица, выходят люди в милицейской форме.

На стоянке перед домом стоял зеленый микроавтобус «УАЗ», сине-белая патрульная машина и черная «Волга» со сверкающими хромированными колпаками. Вокруг них, покуривая, бродили водители в форме. Какие-то люди грузили в микроавтобус большие картонные коробки, старательно отворачивая от них лица. Тут же топтался пузатенький крепыш с профессиональной видеокамерой на плече, фиксируя происходящее. Судя по наплечной кобуре, периодически мелькавшей под распахнутыми полами его джинсовой куртки, это был не оператор С телевидения, а еще один оперативник.

— Не оператор, — не слыша собственного голоса, громко повторил Коломиец. — Оперативник. Всем все ясно?

Вокруг машин толпились любопытные. Они держались на почтительном расстоянии, но и там многие из них время от времени отворачивались и зажимали носы. «Что за черт, — подумал Коломиец. — Неужели холодильник испортился? Пропало мясо. Все, все пропало… Странно, ведь у холодильника еще не истек гарантийный срок…»

Все было окончательно ясно, кроме одного: почему, черт побери, испортился холодильник? На минуту это показалось Коломийцу по-настоящему важным, но потом он понял, что теперь ничто на свете уже не имеет значения. Его картины, его мебель, его коллекция ножей и другая коллекция, состоявшая в основном из внутренних органов, его запас продовольствия, его сбережения, спрятанные под отставшей половицей в спальне, — да что там, вся его жизнь! — все, все теперь потеряло какое бы то ни было значение и представляло интерес разве что для прокуратуры и суда.

Ему показалось, что он уже умер и бесшумно парит в ледяном безвоздушном пространстве, но тут из подъезда вышел Забродов, и Владимир Эдгарович разом обрел почву под ногами. Это было так, словно он и впрямь упал на землю с приличной высоты; у него даже пятки заныли от удара, которого на самом деле не было.

Это был он — плагиатор, самозванец, белый ферзь, спутавший все его планы и превративший наполненную высшим смыслом жизнь Владимира Эдгаровича в непрерывное и бесцельное паническое бегство. Это был шпик, филер, стукач, фокстерьер на жалованье; это был реальный враг, олицетворявший все, что Коломиец так ненавидел в безликой людской толпе. О, у этого негодяя имелось собственное лицо, но это было лицо толпы, изменчивое и лживое.

Окурок обжег ему губы. Коломиец выплюнул его на пол и почувствовал, что во рту снова пересохло. Он с сожалением посмотрел на разлитое по полу пиво и увидел свой окурок. Тот продолжал тлеть, лежа на пожелтевшем куске газетной бумаги. Под его горячим кончиком уже образовалось коричневое пятно, которое росло и темнело буквально на глазах, готовясь вспыхнуть.

Коломиец зачарованно смотрел на пятно. Над газетой поднялась тоненькая струйка дыма, в середине пятна возникло неровное отверстие, окаймленное тончайшей огненной чертой, которая то вспыхивала, то угасала в такт неощутимым колебаниям воздуха в комнате. Спустя несколько секунд огонь достаточно окреп для того, чтобы превратиться из ползучих искр в чистое пламя. Потухший окурок, который дал ему жизнь, сморщенным трупиком провалился в прожженную им же дыру. Газета вспыхнула как порох, зашевелилась, съежилась и погасла, оставив после себя только горку черного летучего пепла да полную комнату отвратительно вонявшего паленой бумагой дыма.

«Огонь, — подумал Коломиец. — Надо же, настоящий огонь! И никакого пожара. Ну а если даже и пожар, так что же? Говорят, огонь очищает. Кое-кому в этом городе не мешало бы очиститься. Интересно, кому? Ну, об этом не так уж трудно догадаться. Как это реально осуществить — вот вопрос, на который у нас пока что нет ответа…»

Он сел на скрипучую раскладушку, привалился спиной к стене, закурил еще одну сигарету и стал думать, время от времени дуя на ее тлеющий кончик и зачарованно глядя на жаркий оранжевый уголек. Его бессвязные мысли превратились в четкий план раньше, чем сигарета догорела до конца. Тогда Владимир Эдгарович вынул бумажник, пересчитал наличность, удовлетворенно кивнул и решительно встал с раскладушки.

100